Пиранья: Жизнь длиннее смерти

Конец семидесятых годов, СССР находится в апогее могущества... Во всех горячих точках наши военные профессионалы дают решительный отпор "проискам международного империализма".
Кирилл Мазур и его "морские дьяволы" оказываются в эпицентре военного конфликта между Эфиопией и Сомали...
Они - безымянные герои идущей в акваториях Красного моря необъявленной подводной войны между Советским Союзом и США. Им противостоят американские "морские котики". Так чьи же подводники лучше? Как всегда, Мазуру и его команде приказано совершить невозможное...

Смерть сильнее жизни.

Признаться, при всей моей любви к фантастике выхода новой книги о Мазуре я всегда ожидал с вдвое большим энтузиастом. Особенно, когда Бушков, проведя своего героя по живописным местам кра… пардон, шантарской тайги, вернулся к его молодым годам, когда великий и могучий Советский Союз железною рукою распространял свое влияние (пусть и неблаговидными методами под насквозь красивыми и от того еще более лживыми предлогами) по всему миру.

В отличие от недописанной (?) трилогии «Пиранья против воров», пронизанной безысходностью современности, приключения морского спецназа служат эскапистским бальзамом для всех тех (включая и меня), кто не только устал от серых будней и серой же депрессивной литературы современности, но и все еще помнит, как всего каких-то полтора десятка лет назад всем нам было чем гордиться. Мы все были жителями одной страны, которую уважали не только благодаря силе атомной дубины. И пусть это противоречит законам книжного маркетинга – ведь среднему читателю интересно знать, что было после сказки, а не до нее, меня больше интересуют подвиги Мазура в те – «раньшие» времена, а не сегодняшняя жизнь в мире «Антикиллера», «Бандитского Петербурга» и «Братвы», в котором мы и так живем сегодня.

В остальном писатель придерживается канонов жанра. Динамичное начало, где первый американский (какой же еще?) морской котик гибнет уже на седьмой странице, интриги разведок и контрразведок, экзотическая страна пребывания, джемсбондовские (куда без них моряку) подвиги на амурном фронте и жестокая правда жизни, сопутствующая профессиональному головорезу и экзистенциалисту, подготовленному не уличной шпаной и не тренером в подвале с боксерскими грушами и прочими тренажерами, а Конторой.

Еще один эпизодик в долгой и бесконечной холодной войне, где никто не церемонится с противником и сам не рассчитывает ни на джентльменское обращение, ни на макулатуру вроде Женевских конвенций, в данном случае решительно непригодных, потому что правила на сей раз заключаются в отсутствии правил.

В декорациях Эль-Бахлака и Могадашо легко угадываются раздираемый на части юными революционерами Йемен и Сомали, уходящее из под протектората Советского Союза. Эфиопия фигурирует неназванной, что не мешает ее идентифицировать, даже не читая издательской аннотации. С ней, кстати, я взял на себя труд ознакомиться только после прочтения книги. Как всегда, был удивлен ее беспринципностью и напыщенными фразами. Нет, я не против таких фраз, привлекающих неофитов не хуже бесплатного меда. Просто в романе достаточное количество предпосылок для того, чтобы весь пафос по поводу сюжетных интриг соответствовал ее содержанию. В общем, всегда считал и считаю: аннотацию на книгу можно написать так, чтобы она была правдивой и при этом помогала продажи. Как правило, издательские аннотации не соответствуют первому пункту, а попытки энтузиастов написать собственную – второму. Издательство, движимое целью больше продавать, естественно, выбирает меньшее из зол…

А достоинств в романе полным полно. Начиная от типичного для книг Бушкова юмора («– Ну-ну, музицируйте… Айвазовские», «фронт имени Себастьяна Перейры») до уже упомянутых амурных приключений и неоднозначных персонажей, не имеющих в отличие от макулатурных книг бирки на лбу «злодей». Я имею в виду, в первую очередь Джараб-пашу – независимого владыку части опекаемого Советским Союзом в лице Мазура и его сослуживцев государства. Взгляды этого арабского князя напомнили мне позицию старейшины чеченской деревни из еще одного романа Бушкова – «Четвертый тост».

– А вы-то сами какие идеалы защищаете, можно спросить?
– Никаких, – ответил Джараб. – Я просто хочу, чтобы люди спокойно занимались своим делом и не обижали друг друга. Именно такой порядок и устанавливаю на своих землях. Никаких «измов», никаких идей, ни духовных, ни светских. Знаете, у меня были люди от эмигрантов, от двоюродного брата султана. Сначала я хотел отправить их восвояси, но они стали угрожать, и я велел им отрубить головы. Приходили люди от американце, звенели передо мной золотом. Я велел их выпороть и отпустил. Приходили люди аятоллы. Они тоже пугали, и потому лишились голов… У меня один идеал – пусть люди живут спокойно и не обижают друг друга… Вас это не устраивает?

Очень сложно что-то противопоставить этим словам, несущим какую-то первобытнообщинную мудрость, которую, вероятно, сегодня можно воплотить лишь в арабской стране… Мазур, со свойственным ему мировоззрением, даже не пытается быть судьей. Он – солдат. Его дело не задавать вопросы, а просто выполнять приказ.

Когда-то я прочитал в одной неглупой книге о том, что слово «блокбастер» означает не просто триллер, способный держать внимание человека и заставить его нервно грызть ногти в ожидании развязки. Блокбастер – это запланированный успех, состоящий из блоков-кирпичиков. Вот искусством такого проектирования Бушков сегодня владеет в совершенстве. Авторов, умеющих живописно расписать полсотни смертей на авторский лист сейчас много. Тех, кто при этом знает психологию и может создавать не картонных злодеев, ставить сложные или даже неразрешимые этические вопросы – единицы.

Останавливаться на боевых сценах, семейных проблемах Мазура (мы наконец-то встретились с первой супругой героя, хотя и в последний раз) или геополитической ситуации описанного времени, я больше не буду. Хочу остановиться на одном эпизоде, ставшим одним из самых ярких в романе. Сначала появление «товарища из ЦэКа» вызвало у меня недоумение: зачем Бушкову понадобилось водить его в роман? Ведь, во-первых, все и так знают, что верхушку КПСС составляли люди, причем далеко не ангелы. Они любили выпить, могли быть охочими до баб в худшем смысле этого слова и вполне могли быть самодурами. Но было и во-вторых. Стоит вспомнить аскетичную фигуру Суслова и целый ряд подобных ему партийных функционеров, которым были чужды эти, равно как и другие, грехи.

Разгадка пришла сама собой. Для Бушкова «товарищ Хоменко» был нужен, чтобы еще раз продемонстрировать за счет каких личностей советская империя смогла продержаться столько лет. При этом побеждать в войнах, вдохновлять людей на создание произведений искусства, свершение великих открытий и свято верить в «генеральную линию партии», проводя часы в очередях за колбасой…

Всего четверть часа назад Мазур видел собственными глазами, как он лежал на заднем сиденье лимузина в столь печальном виде, что краше в гроб кладут – и трясущимися руками пытался протолкнуть в глотку не глоток, а стакан водки сразу. Никак это не получалось у высокого гостя, всем, кто его видел, было совершенно ясно, что через минутку он либо умрет с дичайшего похмелья, либо заблюет посольский лимузин…
…Неузнаваем был товарищ Хоменко – трезв, авторитетен, представителен, бодр, свеж, с в е т е л… У Мазура слюна к горлу подошла от зависти – вот это ш к о л а, вот это понимание момента…

Как и большинство книг Бушкова, «Жизнь длиннее смерти» оставляет после прочтения двойное впечатление. С одной стороны – хэппи энд: Мазур жив-здоров, представлен к награде. Советский спецназ вновь (а как же иначе?) вновь показал свою непобедимость. С другой – писатель вновь и вновь проводит своего героя через гибель друзей, ощущение стыда за свою страну (помните эпизод в баре в «Бродячем сокровище», где публика смеется, увидев по телевизору советского лидера Андропова, которому «забыли заменить батарейку»?). Добавляет пасмурности и уход Советского Союза из контролируемых стран Ближнего Востока – первые признаки приближающегося краха…

И хотя Мазур оказался в «шеренгах позорно отступающих когорт», его дух несломлен, и легионер ринется в бой, как только получит соответствующий приказ… И тогда во время передышки между боевыми столкновениями вновь зазвучит гитара и хриплый голос, имитирующий Высоцкого вновь споет для него:

Когорты Рима, императорского Рима
За горизонт распространяют этот Рим!

 
© shantarsk.ru